«The Namesake»: между двумя мирами

Николай Васильевич играет важную роль в жизни сначала Ашока, а затем и Гоголя. Подарив сыну красивую книгу в твердой обложке на его тринадцатый день рождения, Ашок не решается раскрыть тайну имени и вместо этого цитирует Достоевского: «Все мы вышли из гоголевской „Шинели“». Он перечитал Достоевского, Тургенева и Толстого, а вот Ашима любит английскую литературу и с Гоголем знакома только со слов мужа, но это не мешает ей ценить его наравне с Теннисоном и Вордсвортом. Встречая имена этих авторов, их цитаты или цитаты из их произведений, мы имеем дело с интертекстуальностью.

Прочитайте! Сейчас вы читаете компаративный лонгрид, но противоречия здесь нет. Книга не всегда лучше фильма — но всегда другая. К примеру, в своем труде «Теория адаптации» («A Theory of Adaptation») Линда Хатчен указывает на то, что адаптация — это повторение, а не точное копирование, и за актом адаптации может лежать как намерение режиссера стереть из памяти зрителя адаптированный текста или подвергнуть его сомнению, так и желание воспроизвести его как можно точнее (это наш случай).

Так или иначе, адаптация неизменно предполагает наличие некой интерпретации, которая позволяет перевести язык литературы на язык кино, в результате чего получается новый продукт — второй, но не вторичный.

В подростковом возрасте Гоголь сталкивается с кризисом идентичности. В имени «Гоголь» его возмущает всё: необычность, невозможность адекватно его сократить, то, что оно принадлежало любимому писателю отца (по его мнению, так себе повод называть сына нелепым именем) и тот факт, что изначально это не имя, а фамилия. А Никхил (имя, которое Ашок и Ашима выбрали, когда Гоголь начал ходить в школу) — это кто-то другой, новый, кто-то, кто может без стеснения познакомиться с девушкой, поступить в колледж и без стыда вписать свое имя в документ.

И Гоголь решает сменить имя официально, но в графе заявления, где нужно обосновать свое решение, он не может ничего вписать. Травма, нанесенная переживаниями и раздражением, причиной которых является имя, не подкреплена внешними причинами. Ситуация неразрешенности затягивается, усиливая мучения. Заговорив о смене имени, Гоголь убеждает отца, что его никто не воспринимает всерьез, но это неправда: единственный человек, которого смущает имя — это он сам.

Если Гоголь без колебаний сменил имя, то Мушуми занимает противоположную позицию: она отказывается как взять фамилию Гангули, так и добавить ее к девичьей. Это связано не только с тем, что в качестве ученого она уже начала публиковать работы под фамилией Мазумдар. Мушуми ревностно отстаивает собственную независимость, а Мазумдар — важная часть ее идентичности.